Кокон. Полдень

Автор:Mexanik
[hide]Источник[/hide]

[hide]Часть Первая — Рассвет[/hide]

[hide] Часть Третья — Закат[/hide]Глава вторая — Полдень

На следующий день я принялся решительно менять свою жизнь, прекрасно осознавая, что даже в лучшем случае она уже не станет такой, как прежде. Начать я решил с соседей — за время моего отсутствия их пыл поумерился, однако атмосфера в доме по-прежнему была невыносимой. Я рассмотрел несколько вариантов действий и остановился на том, который почти не требовал усилий с моей стороны и в теории мог стать очень эффективным. А именно — сочинил легенду о том, как наладил контакт с тюремщиками и произвёл на них хорошее впечатление, благодаря чему теперь мог без труда вызвать наряд полиции к любому, кто будет портить моё имущество или ещё как-то меня потревожит. Не просто же так меня отпустили всего через пару дней, тогда как большинство арестованных до сих пор где-то сидело! Кроме того, вернулся я в гораздо лучшем состоянии, чем даже раньше — а разве можно было ожидать снисхождения к простому смертному от тех грубых солдат, что патрулировали улицы и стреляли по толпам людей, ищущих спасения от катаклизма?
Остальное сделали сами жильцы, в сплетнях добавляя красочные подробности к моей истории. Очень скоро в их глазах я стал кем-то вроде криминального авторитета, способного натравить на перешедших мне дорогу хоть копов, хоть головорезов, а то и сделать всё самостоятельно, не опасаясь последствий. Меня обходили стороной, при случайной встрече пытались незаметно прошмыгнуть мимо, опустив глаза, иногда даже задабривали нехитрыми подарками — причём пару раз в надежде на то, что я помогу разобраться с чьим-то неприятелем. Я, однако, сразу дал понять, что сейчас не желаю делать ничего подобного и скорее расправлюсь с заказчиком, чтобы не беспокоил важных людей почём зря. Да, слухи обо мне ходили более чем неприятные, но, во-первых, я их по понятным причинам почти не слышал, а во-вторых, здесь даже праведному монаху выдумали бы кучу смертных грехов. Так что я, пожертвовав уже давно уничтоженной репутацией, создал себе новую и при этом почти ничего не потерял.
Имидж матёрого уголовника, каким бы неправдоподобным он ни являлся, следовало поддерживать, поэтому я выработал у себя несколько характерных привычек киношных злодеев. Изменилась даже моя речь — теперь в ней периодически проскакивали пафосные фразы, насколько хватало фантазии. Актёр из меня был ровным счётом никакой, но созданный воображением соседей образ оказался достаточно надёжным. Хотя остальные жильцы едва ли верили ими же выдуманным байкам, в глубине души они опасались, что это может оказаться правдой. А большего я и не просил — мне было необходимо вырваться из войны всех со всеми, остальное же было не так существенно.
Выходить на улицу всё ещё было небезопасно, поэтому я сосредоточился на прослушивании новостей. Со временем мне даже удалось распределить энергию так, чтобы пару часов в день спокойно смотреть телевизор — этот секрет я подслушал в соседских разговорах. То, что касалось самого Сатурна, я мог проверить, просто выглянув в окно — теперь мне не было страшно от этого зрелища, да и тучи становились всё менее плотными. Мир действительно оживал, пусть это и был очень медленный, тяжёлый, какой-то болезненный процесс. Но чем ближе была весна, тем больше странных вещей показывалось из-под снега.
Тот репортаж поначалу ничем не отличался от предыдущих. Вначале по обыкновению сообщили прогноз погоды на ближайшие дни, затем рассказали, что для исследования аномалии к ней был направлен какой-то продвинутый зонд, поведали об очередном митинге… Я уже собрался было выключить телевизор, чтобы не тратить зазря драгоценное электричество, однако неожиданно заметил нечто совершенно новое. В толпе мелькнули несколько фигур в странных то ли балахонах, то ли мешковатых скафандрах. Официально-спокойный голос диктора бесстрастно комментировал происходящее.
— …Кроме того, сегодня на улицах впервые были замечены сектанты из так называемой Церкви Последних Дней, занимающиеся разжиганием паники и пропагандой антисоциального поведения среди жителей. Для тех, кто впервые слышит о ней, сообщаем — это теневой культ, чьи адепты поклоняются демону апокалипсиса Торнши и, предположительно, приносят ему человеческие жертвы. В настоящее время арестовано около сотни сектантов и более пятидесяти их сообщников из числа граждан крупнейших сатурнийских колоний…
На экране появилась картинка прямой трансляции. Молоденькая журналистка с некоторым страхом наблюдала за двумя крепкими солдатами, тащившими одного из культистов к бронированной машине. Тот, казалось, скорее простился бы с жизнью, чем позволил лишать себя свободы. Его капюшон сбился набок, явив миру перекошенное лицо, покрытое какими-то оранжевыми пятнами и, если так можно сказать, украшенное замысловатым символом над левым глазом.
— Пустите меня, уроды! — его визгливый крик был хорошо слышен даже с такого расстояния от микрофона, — Когда врата откроются, вы все отправитесь в ад! В ничто! Вы — лишь черви в сравнении с Властителем! Только мы спасёмся! Учтите, чем дольше он ждёт, тем хуже вам будет! Думаете, что сможете нам помешать?! Да вы даже не…
Мощный удар под дых заставил фанатика заткнуться, и его грубо закинули в кузов. За долю секунды до того, как тяжёлая дверь броневика захлопнулась, сектант успел восстановить дыхание и показать в камеру какой-то жест — должно быть, неприличный, однако он не был похож ни на что, известное мне раньше.
— Вот так-так!.. — я откинулся на спинку кресла и потёр лоб, обдумывая всё это.
Разумеется, я совершенно не верил ни в загадочного демона, ни в пользу ритуалов, ни в магию вообще — вся история последних веков показывала, что будь нечто подобное хоть отчасти правдой, разные корпорации давным-давно начали бы делать на этом деньги. Однако даже самая захудалая секта умела промывать людям мозги, поэтому, если я хотел быть уверенным в будущем, мне следовало разузнать побольше об этой Церкви и выяснить, каким может стать мир при её гипотетическом успехе. Поразмыслив, я пришёл к выводу, что группировка таких размеров наверняка не смогла бы возникнуть с нуля всего за неделю. Следовательно, она или существовала задолго до начала первых взрывов, или использовала какую-то готовую мифологию, чтобы распространиться с такой скоростью. Оба варианта предполагали, что при желании можно было найти всю основную информацию — следы прошлой активности культа, прототип этого Торнши или хотя бы похожие случаи. Игру в сыщика я счёл попросту глупым занятием, поскольку не имел ни малейшего опыта, а улицы по-прежнему оставались неуютным местом. Тем не менее, я знал, какая работа мне по плечу.
Искать интересующие меня сведения в сети я не мог. Сервера колонии пока ещё были отключены, а о восстановлении межпланетной связи оставалось лишь мечтать — нарушенное аномалией излучение Сатурна вызывало кошмарные помехи в дальних сигналах. Все мои попытки найти хоть одну лазейку потерпели сокрушительное поражение. Тем не менее, с улучшением погоды энергетический лимит граждан всё больше увеличивался, и на следующий день я, прихватив пачку картриджей, где оставалось немного свободного места, отправился в городскую библиотеку. Около пары месяцев назад я узнал, что там автоматически сохраняются все местные телепередачи и последние обновления Словаря, поэтому рассчитывал скинуть к себе побольше разных файлов, чтобы дома постепенно изучать их, складывая из кусочков единую картину. Или даже мог, бывают в мире чудеса, обнаружить в Словаре полноценную статью по этой теме.
Я был полон решимости, однако чем ближе подходил к двери подъезда, тем менее уверенно себя чувствовал, а перешагнув порог и вовсе упал духом. Мне так и не удалось полностью привыкнуть к этому полумёртвому, почти загробному пейзажу. Резкий вихрь, швырнувший мне в лицо ледяные капли дождя пополам со снегом, едва не отбил всякую охоту продолжать это путешествие, однако я всё же пересилил себя и поплёлся знакомой с детства дорогой. Несмотря на то, что последние лет двадцать мне не доводилось там бывать, ноги сами несли меня через проспекты и кварталы. В ожидании опасностей все мои чувства обострились в несколько раз, каждый шорох гонимого ветром пакета внушал трепет. Я нервно оборачивался и старался обходить наиболее подозрительные закоулки города, всё время представляя, как сейчас откуда-то выскочит маньяк с ножом или какой-нибудь фанатик. Людей было крайне мало, большинство из них толпилось у дверей продуктовых магазинов. Некоторые кучковались возле каких-то бочек, из чьих недр вырывались дрожащие языки пламени — кажется, в старину бездомные так спасались от холода, хотя я никогда не видел этого собственными глазами. Рядом, как правило, валялось множество веток, и мне было больно представлять, откуда они взялись. По обочинам дорог, а иногда даже посреди проезжей части, громоздились автомобили разной степени побитости — и это здесь, в пешеходной зоне, практически посреди парка! Мне не хотелось даже думать о том, какой хаос творился на дымящихся эстакадах, откуда время от времени доносился дикий рёв моторов и иногда что-то падало.
У самого купола библиотеки я ещё издалека заметил такую же толпу, как перед магазинами, а то и побольше. Из ворот выходило несколько довольно длинных очередей — вернее, их подобий, так как человеческие потоки дробились и пересекались совершенно безумным образом, не давая ни малейшей возможности понять, кто здесь за кем стоит. Впрочем, далеко не все присутствующие спешили соблюдать церемонии. Мимо меня прошёл здоровенный мужик с рюкзаком, бесцеремонно расталкивавший людей локтями. Я решил не упускать такого шанса и поспешил за ним, пока образовавшийся коридор не сомкнулся снова.
Оказавшись внутри, я наконец осознал, что не мне одному пришла мысль искать здесь информацию. Отовсюду доносились обрывки разговоров, главными темами которых были таинственная Церковь, дела её адептов и вероятные изменения, грозящие колонии, а также всему миру — одно другого страшнее. Начав было успокаиваться после прогулки через полуразрушенный город и увядшие парки, я вновь сделался тревожным. Через несколько минут я понял, что здесь, как и в тот, самый первый раз, собрались главным образом местные параноики, а мне из-за своего ритма жизни опять довелось оказаться среди их пугающих идей. Впрочем, на сей раз всё это не казалось мне безумием. Предыдущий прогноз оказался правдой, пусть и не такой ужасной, поэтому я на всякий случай начал мысленно читать какую-то молитву. И так делал далеко не я один — в библиотеке вообще было много странных людей, даже несмотря на то, что в столь ранний час народу здесь было сравнительно немного.
Передо мной стояли ещё человек десять, и по меньшей мере трое из них несли какие-то смутно знакомые предметы. При более долгом разглядывании оказалось, что это аккумуляторы — два автомобильных и один большой, солдатский, вроде рюкзака. Их владельцы, коротая время, беседовали о разных уловках, которые позволяли в это неспокойное время жить лучше, поэтому я решил прислушаться именно к ним. Оказалось, что многие жители колонии уже давно начали использовать велогенераторы и подобные устройства, благодаря чему жили почти по-королевски. К сожалению, меня такая идея обошла стороной, а теперь уже было слишком поздно — найти что-то подходящее, в том числе запчасти, из которых народные умельцы мастерили собственные электростанции, не представлялось возможным.
Наконец, подошла моя очередь, и я в некоторой нерешительности застыл перед массивным терминалом, соображая, что именно следует искать. Сам аппарат тоже был весьма непривычной конструкции, а из кучи значков на дисплее мне были известны всего штук пять или шесть. Кроме того, для работы мне выделили совсем мало энергии — минуты на три от силы, хотя этого было достаточно. Ещё раз прокрутив в уме сюжет тех новостей, я активировал картриджи, уселся в потёртое и продавленное кресло, припомнил свои вчерашние мысли, после чего приступил к поискам. Я не задумывался над тем, насколько полученный материал соответствовал моим запросам — важнее было закончить всё это как можно скорее и вернуться домой. На картриджи отправилась подборка новостей за последние полторы недели, все результаты по словам «Торнши» и «Церковь Последних Дней», а также информация о религиозной жизни сатурнийских колоний, включая официально исчезнувшие секты. Мне также хотелось сохранить к себе статьи Берона о современной мифологии, но машина вырубилась посреди загрузки, и я остался ни с чем. Торопливо собрав картриджи в пакет, я вышел наружу, неуклюже расталкивая народ и нервно улыбаясь. Главная часть миссии была успешно выполнена, оставалось лишь ещё раз прогуляться через город.
К этому времени погода немного улучшилась, да и я уже начал потихоньку привыкать к тоскливому облику родной колонии, так что на обратном пути смог остаться почти спокойным — хотя в другое время мне наверняка прописали бы успокоительные. На всякий случай спрятав пакет под куртку и десятой дорогой обходя других людей, даже если те физически не могли представлять никакой угрозы, я отнёс свою драгоценную ношу домой, тщательно запер дверь, положил картриджи перед экраном, после чего отправился спать. На часах был полдень.
Проснувшись через три с половиной часа, я как мог привёл себя в порядок, позавтракал и отправился сортировать добытые файлы. Пусть я и не рассчитывал закончить всё за один день, мне хотелось поскорее разобраться, что к чему. Первым делом перекинув библиотечную информацию на отдельный диск и вернув картриджи на их законное место, я запустил программу поиска соответствий, чтобы сразу отсеять повторяющиеся записи. Их оказалось на удивление много, и следующие минут двадцать я просто созерцал медленно, но неумолимо уменьшающееся число файлов. Когда компьютер закончил обработку данных, их оставалось совсем немного — чуть больше пары тысяч статей и видео прескверного качества, из которых львиная доля приходилась на архивы игровых форумов. Проклиная тех, кто решил использовать для своих поделок именно такое сочетание букв, но не будучи уверенным, что там только бесполезный словесный мусор, я приступил к методичному просматриванию всей этой кучи.
Однако поиски, к моему величайшему разочарованию, оказались почти бесплодными. По некоторым косвенным намёкам я сделал вывод, что весь этот культ имел под собой вполне реальную, очень малоизвестную мифологию, но обнаружить ничего более конкретного о ней мне так и не удалось. О самой Церкви Последних Дней до недавних пор никто даже не подозревал, так что пролить на неё немного света могли лишь новости — а их я собирался отложить до следующего раза. Тем не менее, про Торнши мне удалось выяснить немного больше, пусть даже эти противоречивые сведения пришлось долго и тщательно систематизировать.
Это был некий могущественный демон или даже бог, характера не то, чтобы скверного, но настолько чуждого привычным человеческим представлениям о добре и зле, что я так и не понял, как к нему относиться. Торнши изображали в виде своеобразного дракона или рогатого исполина с причудливой анатомией, чьё тело покрывали какие-то иероглифы священных текстов. Иногда он держал огромную книгу, обвитую цепями чёрного металла, по другим версиям его руки были подчёркнуто пусты. Что касается лица Торнши, мнения кардинально различались, поэтому я не смог выбрать ни один из вариантов. Согласно легенде, он жил где-то очень далеко, у древней серой звезды, и следил за множеством обитаемых реальностей, среди населения которых неизменно присутствовали его служители. Когда отпущенный миру срок подходил к концу, культисты проводили ритуал, призывая Торнши, а затем, получив ответ, открывали врата, через которые тот проникал к ним и уничтожал всё, до чего мог дотянуться. После этого, как я понял, за дело брался другой бог, Тцанчу, строивший из осколков что-то совершенно новое. На этом мои знания заканчивались, а предполагать можно было что угодно — я всё равно попал бы пальцем в небо. Даже по скудным обрывкам информации было видно, что это как минимум очень интересная система, практически самобытная философия со своими представлениями о цикле созиданий и разрушений, хотя и не самая гуманная. Наверное, если бы я лучше разбирался в религиях, то нашёл бы множество соответствий с другими верами, но не стоило ждать слишком многого от работника ничем не примечательного турагентства. Чем занималась конкретно Церковь, у меня по-прежнему не было ни малейшего представления.
А вот соседи снова начали меня беспокоить — конечно, не так явно, как раньше, но в их взглядах что-то переменилось. Они всё чаще смотрели на меня, как на психа, и, наверное, причин тому было предостаточно — мне самому иногда казалось хорошей идеей сходить к доктору. Останавливало меня главным образом то, что найти хорошего специалиста теперь было немногим легче, чем домашний генератор, а доверять первому попавшемуся человеку я не собирался. Стараясь не думать о бутылке, я всеми силами настраивал себя на оптимизм или хотя бы его подобие. В итоге мне удалось совершенно забыть о том, что с соседями принято поддерживать хоть какие-то отношения.
Однако было ещё кое-что, не дававшее мне покоя — я вновь начал замечать странные символы в доме. Они обнаруживались в самых неожиданных местах — на потолке лифта, за центральными батареями, под вывернутыми плитками пола, между задней стенкой ящика с песком и стеной… Наверняка были сотни или даже тысячи тех, которые всё ещё не попадались мне на глаза. Причём многие значки и пиктограммы располагались так, что я понятия не имел, чем их можно было нарисовать. Мне не удалось определить каких бы то ни было закономерностей в выборе писчих материалов — они варьировались от карандашных следов и оставленных чем-то острым царапин до непонятной иссиня-чёрной субстанции с отвратительным запахом то ли ракетного топлива, то ли органики вроде осьминожьих чернил. Будучи ещё достаточно разумным человеком, я даже не пытался искать их намеренно — если это был кто-то из жильцов, то мне следовало всеми силами оставаться незаметным. Что бы ни случилось, становиться очередной жертвой богам или демонам я не желал.
Наконец, настал день, когда статьи и форумные архивы подошли к концу. Сосредоточившись, я принялся по несколько раз просматривать каждый сохранённый выпуск новостей в надежде заметить появление сектантов на улицах города. Неоднократно мне казалось, что доказательство найдено, но всякий раз это оказывалось лишь параноидальной игрой воображения — те люди, даже если они действительно были культистами, ничем себя не выдавали. Первые дни, отмеченные зловещими вспышками, не несли ни единого достаточно весомого намёка на присутствие Церкви как таковой. А вот четвёртые сутки оказались гораздо интереснее.
В одной из программ был сюжет про то, как люди реагируют на столь неожиданную ситуацию. Помимо того, что мне и так было известно, там уделялось внимание человеческой религиозности. Дикторша подробно и обстоятельно рассказывала о серьёзных переменах поведения горожан — многие из них всё чаще вспоминали молитвы, некоторые неприятные личности внезапно становились праведниками, а кое-кто даже уходил в священники или монахи. На фоне разнообразных отшельников и раскаявшихся грешников моё внимание уловило интересного персонажа — некий потрёпанного вида мужик с огромными усами ходил по улицам с самодельным плакатом, громко призывая народ достойно вести себя перед концом света. Среди его довольно бессвязных изречений я расслышал некоторые возможные намёки на мифологию Церкви Последних Дней, хотя и сомневался, что это не простое совпадение.
За этим следовало интервью с какой-то набожной старушкой, которая набрала в библиотеке столько всяческой макулатуры о, наверное, нескольких десятках вероучений, что не смогла в одиночку дотащить её до дома. На заднем плане сидел парень с татуировкой на лбу, очень похожей на ту, которая была у арестованного сектанта. Он читал невесть где добытые «Психологические откровения» Макуса Хамма, основателя эпанизма — той причудливой религии, которая первой набрала больше пяти миллиардов живых последователей. Когда-то я и сам безуспешно пытался найти эту книгу — однако она была мне нужна исключительно для дипломной работы, а здесь виднелся неподдельный интерес. Меня не оставляла мысль, что он был одним из тех подпольных культистов, про которых иногда снимают леденящие душу передачи, а может и основателем Церкви как таковой.
Завершающим штрихом приводилась статистика — сетевые блоги философской и опять-таки религиозной направленности всего за пару дней выбились в топ рейтингов, уступая лишь бессменным чемпионам. Всё это являлось очень благодатной почвой для зарождения новой веры или выхода из тени старой, которую в иное время серьёзно воспринимали лишь самые отчаянные фанатики. Как бы то ни было, запущенному процессу едва ли могло что-то помешать.
Кроме того, в одном из вечерних репортажей показывали выставку художников, вдохновлённых разноцветными огнями космических вспышек. В их полотнах, изображавших озарённые мистическим сиянием города, газдайверов на фоне красочных протуберанцев и какую-то пятнистую абстракцию, мне почудились знакомые мотивы. Так оно и оказалось — некоторые линии почти точно повторяли очертания тех оккультных закорючек, которые сохранились в моей памяти. Правда, я не мог решить, что из этого появилось раньше — живописец зашифровал в своей картине тайное послание или Церковь Последних Дней использовала понравившиеся элементы. Как бы то ни было, такое количество совпадений за один день едва ли могло оказаться случайным, поэтому я решил, что разобрался в дате первых намёков на существование этого культа. Значит, прошло совсем немного времени — а это не сулило ничего хорошего. С такой наглостью и скоростью роста секта выбилась бы в абсолютные лидеры самое позднее к концу следующего месяца.
Тревожило меня главным образом то, что люди из Церкви серьёзно использовали философию скорого армагеддона. Из более поздних новостей я узнал, что у них вообще не было предусмотрено ни ада, ни рая, а души умерших пребывали в некоем безвременье, возрождаясь уже после сотворения нового мира совершенно другими созданиями — то есть поощрять праведников или наказывать грешников оказывалось заведомо бесполезным делом. Определённо к этому был причастен эпанизм, но в каком-то совершенно необычном представлении. И всё же сама вера Церкви Последних Дней выглядела гармоничной — а откладывание апокалипсиса на чуть более поздний срок человечество практиковало уже не одну сотню лет. Конечно, ещё оставался крошечный шанс того, что культисты взаправду могли открыть эти врата, поскольку природу сатурнийской аномалии по-прежнему никто полностью не выяснил… Но столь явному бреду я не верил, и вообще у меня намечались дела поважнее. В ближайшее время при любом раскладе ожидалась острая нехватка продовольствия, поэтому я занялся приготовлением запасов и попытками раздобыть хоть какое-то оружие.
С того дня прошла неделя. Я предпринял ещё несколько вылазок, в том числе снова до библиотеки — сейчас никакая информация не могла быть лишней. Население колонии тоннами закупало консервы и воду, поэтому правительство решило наладить с нами торговлю, и дефицит, по крайней мере ненадолго, откладывался. Домашние генераторы также стали ходовым товаром, и треть своих сбережений я спустил на разнообразные устройства для выживания. Попутно я изучил планы дома и обнаружил, что под ним находится огромный подвал — остатки строительных шахт, где вполне хватило бы места сотне человек. В нём я и начал обустраивать себе убежище на случай, если ситуация станет явно небезопасной. Сейчас власть имущие смотрели на это сквозь пальцы, ибо забот и без того хватало, а раз мои действия никому не мешали, с ними можно было смириться. Потолок и стены этого бункера легко выдержали бы даже астероидный удар, а дорогу к двери своего подземного дворца я успел изучить настолько хорошо, что мог добраться туда даже с закрытыми глазами.
Эти меры предосторожности казались лишними только поначалу. Загадочные сатурнийские огни вновь начали разгораться, исказив облик газового гиганта до неузнаваемости. Переливаясь всеми цветами радуги и какими-то оттенками, которые я, не будучи художником, затруднялся назвать, его исполинский диск озарял город почти так же хорошо, как солнечный свет. К психологическим неудобствам этого явления добавилось ещё одно — у людей напрочь сбились ритмы сна и бодрствования, поскольку времена суток теперь нечасто напоминали прежних себя. По ночам перестали загораться окна домов — жители или закрывали их чем-то непроницаемым, страшась жуткого сияния, или попросту не нуждались в электрических лампах, а редкие периоды темноты посвящая нормальному отдыху. Я определённо относился ко второй группе, поскольку меня не пугали слухи о потоках радиации, а энергию следовало экономить для других целей. Однако на улицу я старался не выглядывать — и не только потому, что чёрные глазницы многоэтажек окончательно придали пейзажу вид вымершего города, изредка нарушаемый только проносящимися далеко внизу мрачными, наглухо затонированными машинами или броневиками.
Другой причиной было то, что Церковь начала стремительно набирать силу, однако прежние религии, имевшие достаточно верных последователей, не собирались просто так отступать. Люди, пребывающие в смятении от непонимания происходящего, отчаянно цеплялись за привычный мир. Тут и там происходили вооружённые столкновения фанатиков, в городе начали появляться мародёры, и армия безо всякой жалости пыталась навести хотя бы подобие порядка. То, что раньше пугало меня в соседях, на этом фоне выглядело несерьёзной ссорой — теперь жизнь стала действительно опасной. Мне пришлось окончательно перебраться в подвал, не успев закончить все важные приготовления. Этих ресурсов хватило бы лишь на некоторое время, но я совершенно не собирался рисковать своей шеей ради того, без чего сейчас можно было обойтись. Если же намечалась полномасштабная война… Что ж, вряд ли у меня вообще были шансы пережить её.
Отныне моя активность свелась к минимуму. Во-первых, делать здесь, кроме просмотра телепередач или коротания времени за играми и чтением, было решительно нечего. Снаружи всё кипело и разгоралось, а здесь, глубоко под землёй, жизнь словно застыла. Кажется, моему примеру последовал кто-то ещё, но у меня пока не было причин проверять это. Я собирался отложить исследование шахт на несколько дней, желая сначала привыкнуть к новой обстановке. Во-вторых, мне следовало беречь силы — голод означал расход продуктов, которые нынче были на вес золота. Ежедневных упражнений на велогенераторе более чем хватало для поддержания организма в тонусе, и не было никакой необходимости в дополнительных нагрузках. И в-третьих, я боялся привлечь внимание. Пусть я и тяжело переносил полное одиночество, это определённо оставалось меньшим из зол — шансы наткнуться на сектантов, полицию или лихих людей, забравшихся в холодные подземелья города, были невелики, но встреча с ними не сулила ничего хорошего. Я старался даже не выходить из своей каморки без крайней нужды.
Что до нужды — возникала она гораздо чаще, чем мне хотелось бы. Обустраивая свой импровизированный бункер, я как-то позабыл о некоторых удобствах современных квартир, бывших слишком очевидными, чтобы обращать на них внимание. Кроме того, вряд ли мне хватило бы времени, умений и средств, чтобы создать их практически с нуля. В итоге я не мог ни помыться, ни нормально сходить в туалет, ни даже помыть руки, оставаясь внутри укрытия. Впрочем, все те подземные коммуникации, что позволяли мне как-то решать подобные проблемы, были далеки от идеала — с тем же успехом я мог поселиться в джунглях или на необитаемом острове. Я чувствовал себя отвратительно как физически, так и душевно, спасаясь лишь лекарствами — в нашей колонии, к счастью, нужные медикаменты никогда не были дефицитом. Спустя неделю подземной жизни я почти смирился с неизбежными ограничениями и своим непрезентабельным обликом. В конце концов, многие знаменитые люди хоть раз были лишены даже этого.
Новости из внешнего мира становились всё хуже и хуже. Ситуация вновь вышла из-под контроля, пусть и не превратив город в место боевых действий, но наполнив его преступниками, мародёрами, психопатами… Мой разум понимал, что большая часть жителей осталась такими же людьми, как я сам, но сердце тревожно замирало при каждой очередной телепередаче. Теперь небо колонии постоянно патрулировали дроны, многие улицы были перегорожены баррикадами, броневиками и даже кусками рухнувших зданий, а число солдат едва ли не превосходило население города. На других спутниках Сатурна, за редким исключением, всё обстояло практически так же. Пусть для цивилизации такой удар и не был смертельным, он мог легко отбросить её на несколько лет назад, а одинокому человеку этого хватило бы с лихвой. Мне оставалось лишь ждать и надеяться — но никаких улучшений не наступало.
К концу второй недели я понял, что оставшихся припасов хватит в лучшем случае на несколько дней, и мне так или иначе придётся выйти наружу. В городе незадолго до того наступило некое подобие затишья, но я едва мог себя заставить высунуть нос из укрытия. Во мне боролись противоречивые чувства — с одной стороны, такой шанс нельзя было упускать, потому что завтра он мог навсегда исчезнуть, но, с другой, я не имел никакого представления о том, как себя вести, чтобы вернуться обратно хотя бы живым. Сроки поджимали, сея в моей душе панику, и, наверное, меня спасло именно это — страх наконец пересилил инстинкт самосохранения, после чего я впервые за долгое время ступил на пыльную металлическую лестницу, поднялся к подъезду, осторожно отворил массивную дверь…
Подъезд выглядел так, словно здесь что-то мощно взорвалось. Глязные стены были усеяны трещинами, кругом валялись куски облицовки, погнутая арматура, обломки мебели и прочий хлам, на потолке отчётливо виднелись следы огня, из десятка ламп работали от силы три, а через свороченную дверь ветер нанёс внутрь горы снега, который теперь равномерно покрывал этот хаос, словно пытаясь спрятать следы случившегося. Единственными знаками того, что здесь ещё кто-то жил, были узкая тропинка, протоптанная от лифта до выхода на улицу, и мятая, закопчённая, нестерпимо воняющая дешёвой пиролью металлическая бочка, стоявшая в углу — я сразу вспомнил импровизированные костры, которые видел во время вылазок. В некоторых местах снег был отчётливо жёлтым или усеянным красновато-бурыми брызгами, о природе которых я решил не думать, а от бочки куда-то к служебным помещениям тянулась цепочка пятен протёкшего топлива. Когда мои глаза окончательно привыкли к слепящему после полутёмных катакомб свету, я разглядел ещё кое-какие интересные следы, достаточно старые, чтобы их почти замело, но по-прежнему отчётливые. Они вели к двери подвала, откуда я только что вышел, и удалялись к дорожке, словно кто-то постоял там, а затем пошёл дальше. На ближайшей стене я увидел знакомые пиктограммы, причём некоторые из них казались совсем свежими. Тем не менее, в подъезде стояла воистину загробная тишина — не было слышно даже завываний ветра, гонявшего по полу снежинки. Нервно сглотнув и потеплее укутавшись, я со всей осторожностью направился к тому, что осталось от входной двери дома.
Первую минуту я лишь смотрел наружу, не решаясь выйти из относительно безопасных стен в мир, полный неожиданностей. Улица выглядела немногим лучше подъезда — мусора было меньше, снега больше, да и освещение оказалось достаточно ярким. Колоссальный диск, возвышающийся над горизонтом и переливающийся, подобно сотне северных сияний, потерял почти всякое сходство с Сатурном, каким тот был всего месяц назад. Радужные огни, отражаясь от заснеженных поверхностей, придавали городу вид миража — дрожащего, невесомого, обманчивого. Мне потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к этому — на экране телевизора всё выглядело совершенно иначе, а здесь я с трудом мог отличить дорогу от стены. Чёрные, почти осязаемые тени зданий тянулись во все стороны, насколько хватало глаз. Странным образом казалось, будто они окрашены ещё большим количеством оттенков, чем освещённые участки мостовой. Поднятые вихрями снежинки искрились и танцевали в потоках огненного сияния. Изредка этот мерцающий, яркий сумрак разрезали прожектора дронов, словно лучи спасительного маяка, но надеяться на них не приходилось. Прошло, должно быть, не меньше получаса, и я, потеряв счёт времени, всё же отправился в путь.
Город выглядел опустошённым. Я не видел ни одного человека — лишь смутные тени изредка мелькали в тёмных переулках, но они точно так же могли быть игрой моего воображения. Окна первых, а кое-где и вторых этажей были перекрыты решётками или цельными щитами, кругом валялись непонятные осколки, едва выступающие из-под снежного покрова, а граффити покрывали почти все ровные поверхности. Редкие автомобили оказывались разбитыми, сожжёнными или перевёрнутыми, на некоторых из них были заметны следы тяжёлых гусениц. Вместо многих деревьев торчали грубо срезанные пеньки, о цветниках же можно было вообще забыть. Здания магазинов, попавшихся мне по дороге, напоминали черепа мертвецов с пустыми, чёрными глазницами, за которыми виднелись лишь лёд и хаос — мародёры выпотрошили их задолго до моего визита. Не было никакой надежды, что там мне удастся отыскать хоть что-то полезное. Из новостей я знал, что ещё оставались укреплённые центры, где горожанам продавали пищу и топливо. Нужно было лишь найти такое место. Совладав со страхом и подняв голову ко враждебному небу, я принялся высматривать на низких тучах отблески прожекторов — верного ориентира. Планировка улиц почти не изменилась, и, если не подниматься на эстакады, я легко добрался бы куда угодно.
Спустя полчаса напряжённого разглядывания небосвода, когда перед моими слезящимися глазами уже начали плыть разноцветные круги, я заметил слабый луч в двух или трёх кварталах к северо-востоку и, немного подумав, быстрым шагом направился туда. Поначалу меня терзали сомнения — это могло оказаться ловушкой или просто каким-то совершенно посторонним источником света. Но выбора не было, поэтому я продолжал упорно пробираться через город, стараясь не угодить в яму и избежать других коварных ловушек. Вскоре до меня донеслись характерный рокот пиролиевых генераторов и приглушённые голоса большой толпы, которые с каждой минутой становились всё отчётливее. Вряд ли подобные звуки могли относиться к чему-то другому, и это придало мне сил. Однообразно разрушенные переулки сменяли друг друга, как в сломанном калейдоскопе, но мне хватало знакомых примет, чтобы не заблудиться. Наконец, преодолев последний поворот, я вышел к небольшой площади — и замер от удивления.
Семнадцатый центр гуманитарной помощи, как гласила табличка, оказался очень внушительным даже без учёта его контраста с остальным пейзажем. Это была какая-то помесь базара с военным лагерем — шумное, но странно дисциплинированное место. По всему его периметру тянулась высокая, вдвое больше моего роста, стена из пилонитей, натянутых между переносными столбами и несколькими автобашнями, на вершине которых виднелись зловещие силуэты автоматчиков. От этой границы до ближайших зданий было метров десять — слишком далеко, чтобы спрыгнуть сверху. Единственным путём внутрь являлись ворота, подсвеченные жёлто-оранжевыми фонарями и потому хорошо различимые издалека. Сквозь заграждение я видел вооружённых людей, которые отгоняли тех, кто подошёл слишком близко, вынуждая их собираться у входов. Очередь, к счастью, оказалась небольшой, и я, машинально проверив внутренний карман, где лежали деньги, поспешил занять место. Здесь, в отличие от библиотеки, почти никто не разговаривал, и вскоре я понял, почему — на моих глазах некоего парня, который чем-то привлёк внимание охраны, безо всяких церемоний вытащили из толпы и закинули в кузов одного из броневиков. Я не разобрал, в чём именно его обвинили, поэтому решил не делать вообще ничего, кроме медленного продвижения вперёд, уставившись в грязную землю. Несмотря на исходившие от гуманитарного центра тепло и аппетитные запахи, мне стало ещё холоднее.
Очередь продвигалась не то, чтобы медленно, но какими-то судорожными рывками. Мне не всегда удавалось вовремя отреагировать, и пару раз кто-то, идущий сзади, едва не налетел на меня. Я боялся оглядываться, да и вообще пугался любого резкого движения, втягивая голову в плечи. Это становилось невыносимо — зажатый со всех сторон, я не мог никуда деться, даже если бы вдруг захотел всё бросить и убежать домой, чтобы там умереть от голода. К счастью, минут через десять я приблизился к посту охраны, с замирающим сердцем прошёл через несколько рамок каких-то детекторов и, облегчённо вздохнув, шагнул на территорию этого армейского рынка.
Хоть здесь и не было никакого особенного разнообразия, у меня с непривычки разбежались глаза. В сравнении с тем, к чему я успел привыкнуть, это место напоминало гипермаркет или парк аттракционов. Людей было сравнительно мало, однако казалось, что их не меньше сотни. Кто-то ходил по узким дорожкам между палатками и грузовиками, большинство толпилось у продуктовых прилавков, некоторые грелись возле работающих двигателей. Ближе всего ко мне располагался навес, где стоял огромный чан на колёсах, из которого женщина необъятных размеров разливала по алюминиевым мискам дымящееся варево. Вывеска гласила, что здесь можно было бесплатно получить немного супа — мимо такой возможности я пройти не смог, поскольку мой желудок наверняка скоро начал бы атрофироваться. Дешёвая посуда была далеко не стерильной, пища оказалась отвратительной на вкус и вид, однако я радовался даже этому. К сожалению, давать мне вторую порцию никто не собирался — желающих было много, а привозить сюда еду, как говорили в новостях, становилось всё труднее.
— Ты уже сегодня подходил, у меня отличная память на лица! — гаркнула на кого-то повариха, и я понял, что здесь мне больше делать нечего.
Основную часть семнадцатого центра гуманитарной помощи, насколько я мог разглядеть, занимали машины, набитые консервами и бутылками с водой. Торговали здесь и другими вещами, которые могли пригодиться горожанам. Я внезапно вспомнил, что забыл взять сумку или что-то другое, куда можно было бы сложить покупки, поэтому первым делом приобрёл неказистый, но с виду прочный туристический рюкзак. Затем я раздобыл фонарь и комплект батарей к нему, чтобы в случае чего не пришлось блуждать по тёмным подземельям вслепую. Следом отправилась увесистая канистра топлива, а оставшееся место заняла пища — этого должно было хватить месяца на два. У меня с собой оставалась ещё довольно приличная сумма, но больше товаров в одни руки получить было невозможно.
Тем временем сияние Сатурна сделалось ещё более ярким — медленно, но верно небесные огни разгорались и пульсировали, размывая контуры огромного диска, словно солнечное гало. Было светло, как днём, и лучи прожекторов иногда терялись на фоне переливчатой, почти перламутровой завесы. Я расслышал рёв космического корабля, но не смог разглядеть, где именно он летел — сейчас смотреть на небо было физически больно. Изменился и цвет освещения, теперь он стал преимущественно сине-зелёным или фиолетовым. Перемена произошла быстро, но настолько плавно, что ускользнула от восприятия. Поначалу я испугался, некоторые покупатели тоже явно чувствовали себя не в своей тарелке, однако продавцы и охранники оставались спокойными. По громкой связи передали, что уровень радиации остался в норме, и опасность могла грозить лишь тем, кто вышел в открытый космос. Нас всех это утешило, но народ на всякий случай поспешил разойтись по домам. Я ещё раз попробовал купить еды сверх установленных лимитов, но ничего не добился и отправился в сторону выхода. Несмотря на то, что по часам была глубокая ночь, я отчётливо разглядел, как с другой стороны ворота пропускают на территорию базара большую толпу людей. Торговцы определённо нашли прибыльное место, и я начал подумывать о том, не заняться ли спекуляцией — при правильном подходе мне удалось бы полностью компенсировать все затраты последних недель… или лишиться головы.
Покинул это место я гораздо быстрее, чем попал внутрь — очереди не было, и мне потребовалось только пройти через какой-то радиосканер, реагировавший, вероятно, на сигналы чипов внутри банок. Для меня это стало открытием — последний раз к таким мерам прибегали лет десять назад, а в остальное время всем хватало более дешёвых магнитных лент. Нет, это было вполне логично, ведь положение дел стало почти что военным, но всё равно я начал серьёзно нервничать. Если мои опасения были верны, очень скоро цены на жизненно необходимые товары должны были подскочить до заоблачных высот, и я рисковал остаться вообще без средств к существованию. Мне не удалось придумать другое объяснение тому, что столь дорогое оборудование вдруг понадобилось обыкновенным продавцам консервов. Эти мысли даже отодвинули на второй план стах перед неведомой аномалией, чьи лучи расползались по городу, до неузнаваемости искажая его облик.
Видимо, я слишком сильно задумался, да и туманные, искрящиеся очертания зданий сбили меня с толку. Неожиданно я понял, что нахожусь совсем не в той части города, куда планировал попасть. Я резко замер и растерянно огляделся, словно только что пробудившись от крепкого сна. Мне удалось вспомнить эти улицы — отсюда до моего дома можно было попасть примерно за час, но для этого пришлось бы сделать большой крюк. Подозревая, что там меня могут подстерегать неведомые опасности, я предпочёл вернуться назад и пройти уже проверенной, относительно безопасной дорогой. Мне пришлось напрячь внимание, чтобы не упустить ориентиры — таблички с названиями, мелкие достопримечательности и самые высокие здания, хорошо различимые даже отсюда. Кроме того, мои собственные следы ещё не успели полностью скрыться под слоем свежего снега и чужими отпечатками. Рюкзак тяжело давил на плечи, ноги от непривычно долгой ходьбы начинали ощутимо болеть, ледяной ветер проникал даже через плотно застёгнутую куртку, в глазах рябило от множества разноцветных огней, но я, превозмогая, двигался вперёд — мне было жизненно необходимо попасть домой раньше, чем Сатурн закатится за горизонт. Его диск уже прошёл точку зенита, и через несколько часов тени, которые вновь начали зловеще вытягиваться, будто пытаясь меня схватить, накрыли бы собой весь город. Солнце, каким бы ярким оно ни было, не спешило показываться на небе, озарённом странными цветами заката, поэтому я даже не сомневался, что скоро наступит настоящая, тёмная ночь.
Я спешил как мог, но казалось, будто мои движения замедлены, словно в ночном кошмаре. Сатурн медленно разгорался и пульсировал в вечернем небе. Его свет искажал расстояния и формы, мешая понять, куда я иду. Бежать мне не хотелось — это явно был не лучший способ перемещения по улицам, неравномерно покрытым снегом, грязью, острыми обломками и коварными ямами. Несколько раз мне на глаза попадались очень подозрительные сугробы, но я опасался проверять, что это такое — просто груды снега или те, кому не повезло. Впрочем, я чувствовал себя немногим лучше — сердце бешено колотилось, дрожащие руки мёртвой хваткой вцепились в лямки рюкзака, ботинки насквозь промокли, угрожая серьёзной простудой, а глаза отчаянно слезились, не в силах выдержать контраст густой тени и пляшущих огней. Людей на своём пути я почти не видел, и все они были далеко, теряясь в сверкающей мгле. Однако вскоре после того, как я вновь прошёл рядом с гуманитарным центром и углубился в садовые кварталы, передо мной словно из ниоткуда выросла фигура человека.
— Стоять! — голос оказался грубым, но спокойным и каким-то пугающе уверенным. — Что несём?
Я лишь чудом смог вовремя остановиться, чтобы не налететь на незнакомца, но сразу же об этом пожалел. Он показался мне очевидно недружелюбным, хотя красно-фиолетовое освещение мешало различить детали его внешности — я видел только тёмный силуэт на фоне грязно-серого льда. Протерев глаза, я попытался рассмотреть этого человека подробнее. На первый взгляд он не отличался от большинства других прохожих — закутанный с головы до ног так, что скрытое капюшоном лицо оставалось совершенно неразличимым, а под плотной чёрной курткой легко поместилась бы добрая половина моих покупок или очень мощная мускулатура. В его облике было нечто такое, что сразу навевало мысли о бандитах — причём не благородных гангстерах из фильмов, а обычных грабителях без намёка на мораль. Такие люди, если верить новостям, были способны на любую гадость просто ради удовольствия. Я в нерешительности смотрел на незнакомца, понимая, что меня, скорее всего, не ждёт ничего хорошего, и начиная паниковать из-за невозможности принять решение. Тот, нетерпеливо покачиваясь из стороны в сторону, явно ждал ответа, но я не мог выдавить из себя ни единого звука, кроме тяжёлых ударов сердца и прерывистого, почти хрипящего дыхания.
— Ещё раз спрашиваю, что несём? В третий раз повторять не стану, сам проверю!
— Я… Я с р-рынка, — мне наконец-то удалось справиться с волнением. — Прод-дуктами запасся и фонарик купил. А в чём дело?
— Угу, — незнакомец неприятно усмехнулся. — Снимай рюкзачок, тяжело ведь, небось. И курточку тоже, а то ты совсем запарился, бедняга.
Мне казалось, что это просто страшный сон и надо лишь проснуться. Разум тщетно пытался представить, что всё происходило с кем-то другим — даже если в некогда процветающей колонии завелись такие преступники, я не мог вообразить себя их жертвой. Раньше я полагал, что на самом деле ограбления выглядят не так, а с преступником можно говорить спокойно или даже попытаться быковать самому. На практике же оказалось, что я не был готов к такому происшествию ни морально, ни физически. Хотя грабитель выглядел безоружным, это совершенно не придавало мне уверенности. Я попытался взять себя в руки — но тщетно.
Тянулись мучительные секунды, от которых почти наверняка зависела моя жизнь. Даже если меня собирались просто ограбить, без еды я бы протянул ненамного дольше. Мозг лихорадочно работал, а воображение уже начинало рисовать пугающие картины. Вот я лежу среди кроваво-красного снега, который не в силах перекрасить даже жуткие взрывы на Сатурне, а колючие снежинки медленно опускаются на мои раскрытые в ужасе глаза. Вот по весне кто-то спускается в подвал и обнаруживает там скелет со следами крысиных зубов. Вот рабочие заделывают дорожную яму, на дне которой лежит мой никем не замеченный труп, пронзённый кусками арматуры — свидетельство неудачного побега… Чем больше я об этом думал, тем сильнее был мой ужас. Город всё быстрее погружался во тьму, а я не мог даже сдвинуться с места, словно парализованный. Наконец, грабитель, разминая кулаки, подошёл ко мне почти вплотную.
— Ты что, оглох? Моё время не резиновое! Чем быстрее всё сделаешь, тем целее останешься. Считаю до трёх! Раз…
Нужно было срочно что-то решать, но я начисто лишился способности мыслить. Сознание как будто отошло на второй план, став таким же туманным, как диск Сатурна, а его место занял страх — плотный, вязкий, холодный, парализующий волю. Я чувствовал себя завязшей в паутине мухой, неотрывно следящей за приближением громадного паука, почти осязая вибрацию от его размеренных, неестественно резких движений и думая лишь о том, чтобы ядовитые клыки хищника наконец вонзились в тело, прекратив эти мучения.
— Два…
Понятие времени потеряло всякий смысл — от него остались только эти три мгновения, каждое из которых отдавалось во мне ударами раскалённого молота. Мир сжался до размеров бандита, и я больше не воспринимал ничего другого. Словно в трансе, я медленно стянул со спины рюкзак и, выставив его перед собой, как щит, попятился назад. Грабитель моментально выхватил его у меня и взвесил в руке, после чего удовлетворённо хмыкнул. Я отчётливо услышал, как под крепкой тканью загремели металлические банки и плеснуло о стенку канистры топливо, хотя эти звуки едва ли были громче падающих снежинок. Теперь моя жизнь действительно была в руках этого человека.
— Неплохой улов, хотя прошлый был лучше, — грабитель поставил рюкзак на землю и хлопнул в ладоши. — А теперь прошу вашу курточку.
Я вновь ощутил пронизывающий до самых костей мороз и задрожал ещё сильнее — так, что мне даже не удавалось стиснуть бешено стучащие зубы. Было совершенно непонятно, как у меня до сих пор не подкосились ноги, потому что наполнявший меня ужас по-настоящему сводил мышцы. Где-то в глубине мозга мелькнула мысль позвать на помощь, но вряд ли здесь кто-то мог услышать мой крик, даже если бы у меня остался голос. Сердце колотилось о рёбра так, что я рисковал умереть раньше, чем мне причинили бы реальный вред. Было чувство, как будто я уже стал мертвецом и от меня больше ничего не зависело. Перед глазами, как в фильмах, пронеслась вся моя жизнь — биография человека, который никому не сделал ничего по-настоящему плохого. Разве я заслуживал такой участи? Неужели моя судьба должна была решиться здесь и сейчас?! Сатурн, ещё не успевший покинуть догорающее небо, вдруг начал пульсировать ярче, озарив переулок рубиново-красным сиянием. Это подействовало на меня, как спусковой крючок. Не осознавая происходящего, я резко схватил торчащий из-под снега металлический прут и со всего размаха обрушил его на лицо бандита. Раздался чавкающий хруст, кусок арматуры заметно вдавился внутрь расколотого черепа грабителя, и он тяжело рухнул в грязь. Я со всей силы пнул его в живот и принялся наносить удары один за другим. Во все стороны летели брызги, казавшиеся совершенно чёрными, из-под одежды бандита медленно вытекали струйки крови, впитываясь в снег, а я всё бил и бил его, хотя он уже давно перестал шевелиться.
Наконец, я обессилел. В моём мозгу опять что-то переключилось, и на меня навалилась чудовищная слабость. Руки, казалось, готовы были отвалиться, словно больше не принадлежали этому телу. Пальцы, мёртвой хваткой сжимавшие прут, нестерпимо болели — должно быть, многие из них сломались от перенапряжения. Заполнявший голову вакуум постепенно наполнялся мыслями и ощущениями. Я пошатнулся и едва не упал, успев опереться о своё импровизированное оружие.
— Ох, дьявол…
Отбросив теперь уже бесполезную палку, я сделал нерешительный шаг и, неожиданно ощутив прилив сил, что есть духу бросился подальше от места расправы. Спотыкаясь и скользя, я мчался через тёмные улицы с нечеловеческой скоростью, перепрыгивая препятствия и петляя так, будто за мной гнались все демоны ада. В голове билась единственная мысль — добраться до дома. Я почти ничего не видел в окружившей меня темноте, еле успевая уворачиваться от столбов и стен, но каким-то шестым чувством догадывался, куда бежать. К счастью, на улицах уже никого не осталось, или же мне просто повезло избежать встреч с прохожими.
Добравшись до знакомого безжизненного подъезда, я пулей влетел туда, рванул ручку подвала, что отозвалось резкой болью, автоматически отпер позабытый замок, ворвался внутрь, захлопнул дверь, одним прыжком преодолел лестницу, забился в самый тёмный угол каменных подземелий и сжался, пытаясь стать как можно более незаметным. Ко мне возвращалось сознание, которое с неимоверным трудом пыталось сдержать чудовищную бурю эмоций. Кажется, я кричал и рыдал, пока не охрип окончательно, а затем потерял сознание.

Автор:Mexanik
[hide]Источник[/hide]