Призрак. Часть 2

[hide]Источник[/hide]
Немец уже хорошо представлял, какого пенделя наподдаст Штефану за его ночные выходки. Сначала отправит его с пинка на второй этаж корпуса, а днем подножками, тычками и придирками покоя не даст.
Калиш же насчет этого даже не беспокоился. Он был уверен, что видел нечисть на первом этаже. Прихватив свечки из комнаты, сейчас он тщетно пытался зажечь их дрожащими руками, но для этого ему надо было высечь огонек хотя бы из зажигалки Арловского, что в данный момент не представлялось возможным ни ему, ни его другу болгарину.
— Чертова зажигалка, — прошептал Калиш. Сейчас они шли мимо вожатской.
— Ну что ты хочешь, Арловского же, — съязвил Гилберт, отнимая зажигалку и свечи у румына. Чиркнув пару раз запальником, Байльшмидт поднес появившийся огонек к фитилю сначала одной, потом другой свечи. Пару капелек воска тут же упали на деревянный пол. Штефан пару раз удивленно сморгнул и вырвал у немца свечку и зажигалку из рук. Благодаря тусклому свету, на стене начали появляться тени, от чего даже невозмутимому Саше стало не по себе. Болгар также взял свечку и поспешил за румыном, оставив позади Гилберта, которому ой как не нравилась ситуация.
Вскоре все трое остановились перед входом в фойе второго этажа. Штефан боязливо выглянул из-за угла. Никого. Он уже облегченно вздохнул и вышел из-за угла.
— Кто посмел нарушить мой покой? – голос прошелестел прямо над ухом Байльшмидта, стоящего ближе всего к лестнице со второго этажа на первый.
Все втроем вытянулись в стойку смирно, не смея не то что повернуть голову, но даже, казалось, и дышать.
— Отвечайте! – потребовал хриплый голос.
— Г-гилберт Б-байльшмидт, — пролепетал немец, испугавшись не на шутку. Голос его сделался слабым и слегка хрипловатым.
Но и этого хватило, чтобы то, что стояло сзади, сползло по стенке на корточки и начало безудержно смеяться. Это был ни кто иной, как Николай. Держась за живот и прикрыв глаза, он смеялся так, что мог перебудить, наверное, весь отряд.
Штефан и Саша уже к этому моменту успели смыться к себе в комнату, бросив затухшие свечки на пол. Тьму фойе теперь разбавлял только свет фонаря с улицы через стеклянную входную дверь.
Отсмеявшись, Арловский стер проступившие слезы с ресниц и хотел было уже что-то сказать, но тут же был прижат к стене довольно злым Байльшмидтом. Одной рукой он схватил белоруса за воротник рубашки, а другую занес для удара.
— Да ты совсем страх потерял, — гневно прошипел Гилберт, встряхивая Колю за воротник, от чего тот ощутимо приложился затылком об стену.
— Ты просто не видел своего лица, — издевательски прошептал Арловский, широко улыбнувшись, — а о твоем охрипшем от страха голосе можно целые поэмы писать.
За такую дерзость в сторону, как себя называл немец, Великого, белорус поплатился мощным ударом в живот. Потом в челюсть. По губе, а потом уже и подбородку стекла капля теплой крови.
— Да ты нарвался, чертов фашист. — Николай стер рукавом рубашки кровь и нанес удар Байльшмидту по ребрам. Удар за ударом, уклон за уклоном, и вот они уже свалились на пол, продолжая драку.
Через пару минут в фойе толпилось минимум половина отряда, громко поддерживая дерущихся. Кто-то из особо «умных» позвал вожатую. Та, ужаснувшись масштабами драки, накинула на плечи ветровку и выбежала из корпуса.
— Парни, а ну прекратите, она же директора сейчас приведет!
Байльшмидт замер, от чего он пропустил жесткий удар по переносице. Ну конечно, Коле откровенно было наплевать на Брагинского, поэтому, без зазрения совести или стыда, он продолжал бить немца, куда придется. А приходилось в основном по ребрам. Но и Арловский не без увечий. Из разбитой губы лилась кровь, а из-за сильного ушиба где-то в районе ключицы он не мог активно двигать левой рукой.
Входная дверь хлопнула и в холл влетела вожатая и директор собственной персоной. Вид у него был довольно бодрый, как будто сейчас не четвертый час утра, а уже часов одиннадцать дня.
— А ну быстро прекратить драку! – громовым голосом приказал Брагинский.
Но Коля разве будет его слушать? Иван с помощью еще одного парня из отряда оттащил, наконец, Арловского от Гилберта. Белорус тяжело дышал, то и дело гневно сжимая и разжимая пальцы, демонстрируя побитые костяшки. Байльшмидт болезненно корчился на полу, держась обеими руками за ребра. Вожатая, охая, стояла, прижав ладонь ко рту, изображая крайнее замешательство на лице. Иван тяжело вздохнул и спокойно сказал:
— Арловский, сейчас же ко мне в кабинет, Байльшмидт, так же как и остальные – по комнатам.
Директор вышел на улицу, белорус, кинув еще один злой взгляд на корчащегося немца, вышел за ним, хлопнув дверью, от чего стекло в ней жалобно звякнуло.

— Вот скажи мне, Коль, когда ты прекратишь сводить меня своими выходками в могилу? – Иван стоял, сложив руки на груди, напротив кресла, где развалился Арловский, зализывая языком ранку на губе и растирая ладонью левую ключицу.
— Меня же Оля убьет, если я ей расскажу обо всем этом, понимаешь?
Дело в том, что непутевого хулигана, по совместительству младшего брата директора, Брагинскому в лагерь сунула его старшая сестра, Ольга. Именно на эти три недели к ним в гости должна была приехать мать, которая за пятнадцать лет так ничего толкового из Коли сделать не смогла. Чтобы лишний раз матушку не нервировать, Оленька отправила Коленьку на попечение брату в лагерь, грозясь рассказать о его попойках, если он не согласится. Ну а как же от такого отказаться?
И вот, за полторы недели Арловский уже успел натворить такого, чего не делал ни один хулиган за все существование лагеря.
— Коль, не играй со мной в молчанку. Понимаешь, что и мать, и Ольга нам обоим башку снесет за такое, если узнают?
— Не узнают, — отозвался Арловский, надавливая на плечо, от чего болезненно поморщился и выдохнул.
— Какая невероятная самоуверенность. — Брагинский зло посмотрел на Николая, который в этот момент встал, развернулся и уже сделал пару шагов к выходу из кабинета. — Куда пошел, я тебя не отпускал.
— Ну и что?
Иван разозлился. Он в два шага преодолел расстояние между ним и братом и грубо схватил того за больное плечо, болезненно сжимая. Белорус поморщился и слегка ссутулился, что бы хоть чуть-чуть унять боль.
— Я тебя предупреждаю, Николай, еще одна подобная выходка и я тебя вот на этом самом столе, — директор махнул в сторону своего письменного стола, — выпорю. После такого, ты точно будешь как шелковый, даже мать родная не узнает.
После чего последний раз сильно сжал плечо Коли и отпустил. Последний, бросив гневный взгляд на Брагинского, буркнув «Спокойной ночи, директор», вышел из кабинета, а потом уже и из маленького корпуса, где он располагался.
До первого корпуса отсюда было далеко. На дворе ночь, деревья, благодаря тусклым фонарикам, бросают тени на тропинку. Арловский двинулся до своего корпуса, пытаясь не слушать зловещего шелеста листвы. Он проходит мимо дерева, а рядом с ним стоит девочка… девочка?! Арловский не поверил своим глазам. Там и впрямь было какое-то прозрачное очертание, смутно напоминавшее девичье.
Коля, получив тем самым ускорение, уже через минуту был рядом со своим корпусом. Вот черт. Глюки пошли, что ли?
В фойе сидела вожатая, кинувшая недовольный взгляд на Арловского. Тот вежливо пожелал ей доброго утра, хотя на самом деле хотелось наорать на нее всеми своими немалыми запасами мата.
В комнате его встретили обеспокоенный Торис с синдромом мамаши и Феликс, явно жаждущий услышать всю историю целиком.
— Господи, Коля, что случилось?
— Отвали, мамаша, не до тебя, — буркнул Арловский, плюхаясь на свою кровать, не забыв при этом пнуть спинку кровати Байльшмидта.
— Опять нарываешься? – Гилберт не спал.
— Прости, лежачих не бью, — усмехнулся Арловский и тихо простонал от боли, когда повернулся на левый бок.
— Похоже тотальный экшн на ночь откладывается, — с досадой проговорил Феликс.
— Феликс, ты не видишь? Людям плохо! – Торис попытался заткнуть друга.
— Не волнуйся, Лоринайтис, я с твоей любовью до гроба ничего страшного не сотворил, — полусонно пробормотал немец.
— Эх, я бы тебе сейчас наподдал, да неохота, — сказал Арловский, смачно зевнув. — Кстати, наши братья-акробаты, — так он называл Штефана и Александра, — оказались правы. У нас по лагерю какая-то фигня бродит.
— Ой, давай ты эту увлекательную историю завтра расскажешь? – протянул Байльшмидт и, зевнув, через пару мгновений уже заснул.

[hide]Источник[/hide]